«А это вам к чаю, для вашей команды», — говорит женщина, протягивая коробку печенья. Кажется, она смущена — так бывает, когда делаешь что-то, чего не можешь не делать, а тебе говорят спасибо. Здесь все работают, потому что не могут по-другому. Это штаб помощи беженцам — сюда приходят люди из-под Курска, Белгорода, Донецка, Луганска и других городов, из которых им пришлось уехать.
«Переживала, что холодильник будет плохо пахнуть»
У Татьяны Ильиничны яркий голубой платок. Она успела его захватить, когда уезжала из-под Курска. Ей 63, она прикрывает рот ладонью: забыла надеть зубной протез, стесняется. Она приехала в Москву два дня назад и еще не пришла в себя. «И трясуся, и таблетки пью от давления. И не курила никогда, по молодости только баловалась, — а тут закурила», — говорит Татьяна Ильинична.
Мы в церковном штабе помощи беженцам, созданном Синодальным отделом по церковной благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви. Он работает с марта 2022 года. Старинный особняк, весь заваленный коробками — продукты, бытовая химия, вещи. Кто-то приходит за едой, кому-то нужна более специфическая помощь — ходунки, санитарные кресла, иногда женская обувь 47-го размера, которую трудно найти. Здесь есть добровольцы и сотрудники. И постоянно приходят те, кто просто хотят занести что-то нужное. Вот и сейчас заходит высокий мужчина: «У меня там целый грузовик с коробками, кто может помочь разгрузить?»
«Как-то пришла пожилая женщина с костылем, — рассказывает Ольга. — Я подумала — чтобы что-то получить. А она нам урологические прокладки принесла. Я говорю: позвонили бы, мы бы хоть сами к вам спустились, чтоб вы по лестнице не шли! А она: я еще принесу».
Ольга помогает Татьяне Ильиничне заполнить бумаги. Она социальный работник — принимает людей, выслушивает, направляет за помощью. Кому-то нужно к врачу, кому-то — оформить документы, кому-то только продукты на первое время. У Ольги яркая помада, кольца, браслеты и шаль. Ей 68, но таких женщин стесняешься спрашивать, сколько им лет. Больше всего она похожа на профессора или сотрудницу музея. Ольга из Харькова, они с сыном, невесткой и тремя внуками уехали в феврале 2022-го.
«Квартиру сына разбомбило в первые же дни, — рассказывает она. — Стреляли все время, мы в подвал спускались. Как бережливые люди, надевали туда старые вещи, чтоб хорошие не испортить. В них и уехали». Взяли только документы: в машину бы все равно ничего не поместилось. Выезжали через Европу, несколько месяцев провели там, а в июне добрались до Москвы. «Я хотела сюда. У меня на первой страничке букваря было написано: "Москва — столица моей родины"».
Сначала их приютил знакомый харьковчанин, уехавший еще после 2014 года. Но в его семье тоже трое детей, и жить так было тяжело. Потом смогли снять квартиру. А в августе Ольга узнала про церковный штаб помощи беженцам. Пришла сюда добровольцем, и вскоре ее взяли работать официально. «Не ходить же по городу просто так, тем более что настроения ходить не было, — объясняет она. — Я понимала, что мне надо к людям».
Ольга не любит рассказывать о себе. Говорит, что в ее истории «нет ничего особенного». Беженцы, приходящие сюда, не знают, что она одна из них. «Но когда помогаешь кому-то, твоя боль тупее становится. Как будто в осадок уходит, а наверху что-то полегче остается». А боль долгие месяцы могла прийти внезапно.
«Видишь какую-то вещь и думаешь: “Ой, а у меня такая же, а то и лучше! Но дома”. Я долго переживала, что у меня холодильник будет плохо пахнуть: я его не выключила перед отъездом, соседка только в прошлом году квартиру обесточила», - Ольга.
Ольга пила успокоительные, и был период, когда даже следить за собой не хотелось. «А потом я увидела в метро очень неопрятного человека и подумала: "Боже, ну нельзя же так себя запускать!" И это было как щелчок», — говорит она. И когда в церковном штабе ее спросили, чего бы ей хотелось, ответила: «Знаете, больше всего меня мучает отсутствие маникюра». Никто не спросил — зачем: все поняли сами. «Ничего не будет как прежде. Но надо делать то, что ты привык делать всю жизнь, — уверена Ольга. — И пускай слезы на глазах, ресницы накрасила — не так уж все и тяжело». Иногда она дарит посетительницам бижутерию — ее приносят благотворители вместе с вещами. И эти безделушки кому-то помогают.
Есть люди, которые продолжают приходить за помощью, даже устроившись на работу, — потому что зарплаты в лучшем случае хватает на съем квартиры. Но Ольга говорит, что те, кто работают, улыбаются чаще. «Других как будто болото постепенно затягивает. У них глаза пустые, — считает она. — Но даже если человек устроился на очень хорошую работу, у него все равно ничего нет».
«Нас вывозила мусоровозка»
Где-то к часу дня штаб заполняется людьми, в основном это женщины. По ним не скажешь, что они беженки, — улыбаются, смеются, спрашивают, кто откуда. «Я до сих пор в халате сплю — вдруг ночью вскакивать придется. Он как прилипший, какая ночнушка? И от любого звука страшно», — говорит одна. А дома и в душ ходить боялась: «Мылась три секунды — и вылетала». Она из Донецка, выехали на машине в марте 2022-го: муж, дочь, зять, девять котов, собака и черепаха. Звери «сначала орали, потом просто спали, в окно смотрели». Здесь живут у родственников, дети подрабатывают, а муж устроиться не смог. У самой инвалидность. Приходит раз в месяц за продуктами и вещами. Если вы встретите эту женщину на улице, не подумаете, что ей сложно жить: пышные волосы, стрелки на глазах, длинные накрашенные ногти. «Я все время так выгляжу, — говорит она. — А маникюр сама делала. Как цены местные узнала, научилась…»
«Нас вывозила мусоровозка, — говорит другая женщина. — Повезло — хотя бы не на трупах, некоторые на трупах ехали. У меня потом три дня спина болела». Она из Луганской области, показывает фото своего дома на телефоне: разрушенный. «У нас такой весь город. Но город живет. Мы год жили без света, газа, воды, — говорит она. — Тарелки мыли чайным пакетиком: чай попил, тарелку вытер». Они с мамой поселились у подруги — познакомились по интернету, общались с 2010 года, а в марте 2022-го она приняла их у себя. «Мы на вокзале впервые встретились. Родные люди. Бог все видит: ее дочке 35, и у нее долго не было детей, не получалось. А тут — чудо, внук», — улыбается она. С работой нормально, устроилась инженером, по профессии. Но помощь по-прежнему нужна.
«Мы месяц жили в коридоре. Потом поняли, что нас бы это не спасло, — рассказывает еще одна женщина из Луганской области. — Мы на втором этаже, а на пятый прилет был. Унесло и двери, и окна, и все на свете». «И двое детей погибли», — говорит ее муж. Она одна тут с мужем. «У нас теперь в спальне потолок… Не очень хороший», — добавляет она. Даже если люди не знают, когда они вернутся домой и вернутся ли вообще, они говорят про этот дом «у нас». В Москве пара вместе со взрослым сыном поселилась у родственников, живут в однушке. «Тяжело?» — «Еще как!» С собой успели взять документы, белье и носки. Все, что на них сейчас надето, — откуда-то из центров помощи, от благотворителей. «Это все не мое», — говорит она.
Все истории тут разные, и все — похожи.
Татьяна Ильинична из села в Глушковском районе Курской области, это рядом с границей. Жила одна, дочь в Москве. «Стреляют, гремят, а я картошку копаю. Да ко мне никто не приедет, кому нужна хата в лесу? Ну, света и газа не было, но я газовым баллоном пользуюсь», — рассказывает она. Приезжали волонтеры, привозили муку. «Я добавляла геркулес, натирала картошку, делала лепешки страшные. Жила, жила себе». Воды тоже не было, но рядом заброшенный колодец — если воду отстоять, процедить и прокипятить, можно пить.
Жителей Глушковского района эвакуировали еще в августе, но дом Татьяны Ильиничны стоит на отшибе. Так и получилось, что она осталась. «Как-то вышла — село пустое, людей нет, одни коты. Я говорю: “Чернобыль”». Электричества не было, телефон сел, и она вела дневник, «чтобы не забыть день». Все это время ее дочь в Москве сходила с ума, потому что с мамой не было связи, — и поехала в Курск, чтобы попытаться ее вывезти. В итоге Татьяна Ильинична выехала с военными. «Я взяла с собой плед семейный и отдала водителю, солдату. Говорю: пригодится, укроешься».
Сейчас Татьяна Ильинична живет у дочери. Та и узнала про церковный штаб помощи беженцам. «Я когда позвонила — как будто в рай попала. Сразу культурно со мной разговаривают, все объясняют… Говорю: “Я к вам не доеду, я ничего не понимаю!” А они ко мне такси прислали». Кое-какие вещи она успела собрать, но все равно многое нужно. «А дочь на базар не отпускает: говорит, обдурят тебя».
…Из Курской области за последнее время приехало много людей. Социальный работник Ольга, та, что из Харькова, недавно принимала семью. «Мальчик лет восьми сказал: "Мы собаку оставили. И кошечку. Я за них переживаю". Я говорю: "Ничего, все будет в порядке". А он: "Так она привязанная"». Ольга не плачет, когда рассказывает о себе, а когда говорит об этом — на глазах слезы, и голос совсем тихий. Потом она разговаривала с другим жителем того же района, откуда уехал этот мальчик. Он сказал, что там на всю улицу стоит вой собак.
«Что дадите — всему будем рады»
— Нет, макароны не надо, и рис тоже, — говорит женщина, — дочке 16, она это не ест. Взвешивается каждый день…
— Гречку возьмите, — весело отвечает Татьяна. — Ее точно можно. И пусть дочка на ночь не ест, а днем надо питаться!
Татьяна — доброволец, пришла в штаб в декабре 2022-го. Работала здесь с детьми — в первые месяцы многие приходили целыми семьями. Рисовала, разговаривала, развлекала. Потом помогала людям как социальный работник. Как-то водила слепую пожилую женщину в храм неподалеку — а та всю дорогу читала ей стихи. А однажды попросила мальчика: «Нарисуй, пожалуйста, то, что тебе дорого». Он нарисовал рыбку Немо — это персонаж из мультика. Татьяна посмотрела и вспомнила, что накануне видела в штабе детскую книжку с этой рыбкой на обложке.
«Оказалось, у мальчика была такая плюшевая игрушка. Он говорит: “Когда нас начали бомбить, мама стала быстро собирать нас, и рыбка осталась дома. А я по ней очень скучаю”. И я понимаю, что не могу дать игрушку, но могу дать книжку. Он обнимает ее и говорит: “Спасибо”», - Татьяна.
Сейчас Татьяна стоит на выдаче продуктов и бытовой химии. Макароны, крупы, подсолнечное масло, консервы, что-то к чаю. Если в семье есть дети — канцелярские товары и детское питание. Людям обязательно предлагают выбор: тушенка — говядина или свинина, рыба — сардины или горбуша. Из того, что есть, конечно, но так, чтобы беженцы не брали «что дают». Хотя те, кто только что приехал из-под Курска, часто так и отвечают: «Что дадите — всему будем рады». «А люди, у которых были свои огороды, мне говорили: "Вы извините, но ваши помидоры московские есть невозможно", — смеется Татьяна. — Ну правильно, после своего все покупное кажется невкусным».
Иногда приходится уговаривать что-то взять. «Говоришь: "Возьмите это" — "Да я из деревни, не знаю, как это готовить…" — "Это вкусно, вы научитесь", — рассказывает Надежда, она тоже доброволец. — Или вздыхают: "Вот в деревне я пекла хлеб, а здесь я что с мукой буду делать?" Я отвечаю: "Блинчики будете печь"».
…К середине дня у окошка с продуктовой помощью стоит небольшая очередь. Она двигается быстро, но как только кто-то уходит с пакетами, появляется новый человек. Надежда выдает продукты Татьяне Ильиничне. Сумки тяжелые, но ей закажут такси до дома.
— Платочки носовые нужны? — спрашивает Надежда уже напоследок.
— Нужны, — отвечает Татьяна Ильинична. — Слезы есть.
Если вам нужна помощь, вы можете обратиться в штаб по телефону 8-800-70-70-222.
Репортаж на сайте ТАСС.
Больше новостей и историй о церковном социальном служении — в Telegram-канале «Дела Церкви» и в группах Синодального отдела в VK, ОК, в Youtube-канале.
Помочь беженцам и пострадавшим мирным жителям - помочьвбеде.рф. Поддержать церковные социальные проекты можно на онлайн-платформе Синодального отдела по благотворительности «Поможем» － mirom.help
