— Расскажите об «Ангаре спасения», которому в начале следующего года исполняется 5 лет. Как он возник?
— 15 лет назад в Москве закрыли милицейские приемники-распределители для бездомных. Позже выяснилось, что в ту зиму погибло очень много людей и еще больше попало в больницы с тяжелыми обморожениями.
Стало понятно, какая это колоссальная проблема для Москвы. И мы стали ей заниматься. Сначала мы помогали только бездомным пациентам больниц, потом создали автобус «Милосердие», который курсировал по Москве много лет, спасая бездомных в холода. Эту модель взяло на вооружение столичное правительство, и теперь по городу ездит «Социальный патруль» — 26 машин.
Теплые автобусы Социального патруля стоят у каждого московского вокзала. Фото: Светлана Виданова, специально для «Новой газеты»
В 2014 году мы открыли «Ангар спасения». Поначалу он работал круглосуточно, но это стало серьезным испытанием и для бездомных, и для сотрудников. Всем было очень тяжело — в холода людей забивалось под завязку. К счастью, зимой того же года в городском Центре социальной адаптации открыли ночлежку на 450 мест. А «Ангар» стал пунктом дневного пребывания. Сейчас к нам приходит в день больше ста человек. Очень многие — только поесть, помыться, получить новую одежду.
Бездомные кушают в Ангаре спасения на Курской. Фото: Светлана Виданова, специально для «Новой газеты»
— Бездомный или бомж. В терминах есть разница?
— Термином «бомж» мы не пользуемся. Если трактовать как юридический термин «без определенного места жительства», то это приемлемо, а в разговорной речи это несет негативный смысл.
— А как вообще нужно помогать бездомным? Есть точная формула?
— Когда открылся «Ангар спасения», мы думали, что главное — это не дать им погибнуть. Теперь понимаем, что нужно помочь вернуться в общество хотя бы тем людям, которые хотят это сделать, но сами не могут. За 2016 год было более 23 тысяч обращений от 12 тысяч человек. Кто-то пришел один раз, кто-то — 79.
«Ангар спасения» — только часть работы по оказанию помощи бездомным. Мы еще занимаемся профилактикой бездомности, стараемся найти для них работу, восстанавливаем документы и многое другое.
— А главная цель?
— Главная цель — чтобы человек не жил на улице и жил более или менее по-человечески.
— Как быть с теми, кто по своему «призванию» предпочитает жить на улице?
— Это сложный вопрос. Но если у человека нет психических отклонений или крайней степени алкогольной деформации личности, он не может этого хотеть. Понимаете, жить на улице плохо. Очень сложно, когда от тебя идет дурной запах. Сложно, когда ты ешь из помойки, ночуешь в электричке и тебя каждый день шпыняют. Очень сложно, когда каждый день выгоняют из подъезда. Не может человек к этому привыкнуть. Не может ему это нравиться. Это противоестественно.
Вопрос в другом: бездомные — это люди, которые не умеют преодолевать сложности. Вернее, они не видят возможностей их преодолеть. Мы видим, что есть выходы. А они — нет. Они включают «прожиточный минимум»: поесть, купить алкоголь, чтобы где-то, забывшись, уснуть.
— То есть постоянно алкоголь?
— Тут хочешь не хочешь, запьешь. Ты все время не спавший, тебя все время пинают. Напьешься только для того, чтобы отключиться и выспаться. Это как анестезию принять. Они очень несчастные люди. Реально очень несчастные.
— Нарисуйте портрет бездомного.
— Универсального портрета нет. Типаж, с которым мы чаще всего встречаемся в «Ангаре спасения», — это мужчина из провинции, приехавший в Москву на заработки, 35–50 лет. В основном эти люди обмануты работодателем и остались без денег.
Бездомный и все его личные вещи. Палатка обогрева Центра социальной адаптации. Фото: Светлана Виданова, специально для «Новой газеты»
— А почему они не звонят домой с просьбой о помощи?
— Это для нас с вами мысль очевидная. Но там другая психология.
Они практически все уехали в Москву за успехом, за приличными деньгами, а в итоге скатываются к полному поражению. Мужское самолюбие и гордость не позволяют позвонить домой.
Неадекватная оценка ситуации — самое уязвимое их место. Вот пример. Пришел к нам дедушка, позже, правда, выяснилось, что ему чуть за 50. Освободился из тюрьмы, приехал в Москву заработать денег, чтобы на эти деньги купить подарки внукам. И пришел к нам в центр трудоустройства. Спрашиваем: « Какую зарплату хотите?» — «50 тысяч». — «А кем работать? — «Сторожем». То есть абсолютно нереальное представление о возможностях. Говорим дальше: «А пенсия есть?» — «Есть — 7 тысяч». — «Еще столько же хватит?» — «Хватит». Нашли вакансию, его взяли на работу, что-то заработал и уехал, как и мечтал, к внукам с подарками.
А если бы начали искать работу за 50 тысяч, то это было бы обречено на провал.
Вернуть их к здравому осмыслению реальности — самое трудное. Потому что тяжело человеку понять, что он на дне, что очень все плохо, и еще тяжелее понять, что из всего этого можно вылезти.
— Есть исследования, в которых утверждается, что в России 2 % бездомных возвращаются в социум, а на Западе — 18 %.
— Мне эти цифры неизвестны. Но, видимо, дело в том, что там лучше развита комплексная реабилитация бездомных. У нас в стране этого практически нет. Мы первый год работаем над программой реабилитации. Однажды, когда мы обсуждали с владыкой Пантелеимоном нашу работу с бездомными, он нам сказал неожиданную вещь:
«Надо с бездомными дружить». Мы поразились — как дружить?
И решили устроить для бездомных пикник. Это был экстремальный выход, честно скажу. Мне было тяжело и брезгливость преодолеть, и страхи. Зато потом как-то стало всем весело.
Но когда ехали назад с пикника, мы их всех высадили на улицу. А сами поехали по домам. И вот тут у нас резко испортилось настроение. Мы-то ехали в теплый дом, а они не знали, где проведут ночь. Так появился проект «Хостел». Сняли комнату в хостеле на 6 человек, решили, кто будет в ней жить, и начали с ними системную работу. Первые участники этого проекта — наши волонтеры-бездомные. Те, кто регулярно приходил в «Ангар спасения» помогать. Это были люди, в которых мы видели очень сильное желание выйти из ситуации.
Началась жизнь, но, конечно, не по нашему сценарию. Нам казалось, что вот сейчас они окрепнут, найдут работу. А они первый месяц просто высыпались. Потом мы начали разговаривать с ними, выяснять, что с каждым произошло. И это оказалось тоже очень долго. Они выдавали нам информацию крохотными дозами.
— Это как у врача — анамнез собирать.
— Вот мы и собирали анамнез. Для начала восстановили им полный пакет документов. На каждой встрече давали задание — что сделать за неделю. Учили решать проблемы. Для одного сложнейшей задачей оказалось позвонить отцу. Другой элементарно не мог получить уже готовый паспорт. Мы уже стали думать, что он просто нас водит за нос. Отправили соцработника выяснить, в чем дело. Оказалось, что паспорт давно готов, просто женщина в паспортном столе не выдавала его. То ли не понравился он ей, то ли она ему не доверяла. А если бы мы не разобрались, ситуация его бы очень сильно прибила. Давление с двух сторон — та дамочка в паспортном столе и мы: «Почему не получил?» И из этой банальной истории бездомный не видел выхода. Мы потом сказали ему: «Она была неправа, ты молодец».
— Это взращивание самооценки?
— Это и взращивание самооценки, и воспитание чувств. Благодарности, умения не погружаться в проблемы с отчаянием. Мы предполагаем, что в конце такой реабилитации наш подопечный должен найти себе жилье, хотя бы съемное, восстановить связи с родными и получить стабильный заработок. Но это все будут мелочи, если мы не дадим ему иммунитет к преодолению.
— Почему вы верите в каждого?
— Иначе мы не сможем работать. Мы верим в каждого, но понимаем, что все непросто. У кого-то путь возвращения в социум занимает 5 лет, а у кого-то полгода. Ресурс человека определить на ходу невозможно.
— Но число бедных в России растет. Кризис тянет на дно. Получается, что вы делаете то, что должно делать системно государство. Как в людях, у которых ничего, поддерживать самооценку, которая позволит им быть уверенными, что все можно преодолеть?
— Человек — очень ранимое существо и может очень быстро сломаться, если никто его не поддерживает.
Огромная проблема бездомных людей — одиночество. У бездомных тыла нет. Если он называется бездомным, то у него нарушены социальные связи, и даже если есть родственники, то он с ними не общается. Его надо отогреть, пожалеть и увидеть в нем человека.
— Но когда мы видим у вокзала упавшего, полуразложившегося человека, как вызвать сочувствие к нему, если он сам угробил свою жизнь?
— Таких мало. Сейчас в Москве много мест, которые позволяют содержать себя в приемлемом виде. Есть где помыться, поесть, переодеться. Наш бездомный может выглядеть так, что вы никогда не подумаете, что он бездомный.
Ночуют по-разному. Кто-то в центре социальной адаптации. Но там 350 мест, а в Москве бездомных значительно больше, поэтому ночуют в подъездах или электричках. Садится такой человек на последний рейс, едет до конечной, там выходит, ждет следующую и едет назад.
Бездомные в очереди у приемной Центра социальной адаптации. Фото: Светлана Виданова, специально для «Новой газеты»
— Разве сами они не виноваты в таком повороте судьбы?
— Я считаю, они тоже виноваты. Но это не значит, что эту проблему нужно игнорировать. Они всегда унижены тем фактом, что они в таком состоянии.
А мы еще их добиваем демонстративным проявлением брезгливости. Не хотите помогать — не помогайте. Но не добивайте человека своим презрением.
— А это так чувствительно для них?
— Это чувствительно, это добивает людей. Они все об этом говорят.
— Совсем юные бездомные попадаются?
— У нас сейчас живет парень. Паше 23 года, он выпускник детского дома, но не сирота, есть мама, шесть братьев и сестер. Он приехал из Кемеровской области и устроился работать в одну очень известную спортивную сетевую компанию. Проработал без выходных все лето. Но при расчете ему не выплатили почти половину обещанной зарплаты. На ту сумму, которую ему дали, он купил себе шмотки и телефон, часть денег оставил на неделю жизни. А потом все быстро кончилось. Домой звонить не стал. Из общаги его попросили, он на улице сел у метро и заснул. К нему женщина подошла, разбудила и отправила сюда. Мы его сразу вселили в хостел. Он еще не бездомный с точки зрения общества, но он на грани. Сейчас работает в одном сетевом кафе блинопеком. Немного на ноги встанет, и отпустим со спокойной душой.
— Такого проекта, как ваш «Хостел», нет в государственной системе?
— Мне про такое неизвестно. Во-первых, должны быть социальные гостиницы для тех, кто еще не опустился, но на грани и поддержки неоткуда ждать. Во-вторых, нужны реабилитационные центры, где с людьми будут серьезную работу проводить по изменению образа мышления. И еще должно быть постсопровождение. Чтобы человек знал, куда он может прийти, если проблемы вернутся. Но главное, что мы поняли, — если людей не поддерживать, то любая помощь будет неэффективна.
Сначала нужно вернуть человеку чувство собственного достоинства. Для этого мы должны его уважать.
Как он может поверить в себя, если в него не могут поверить другие? А если в него начинают верить другие, то он потихонечку начинает верить в себя.
Бездомные… они хорошие.
Интерьвю на сайте «Новой газеты».
Сегодня в Русской Православной Церкви действуют 95 православных приютов для бездомных и 10 автобусов милосердия.
