Такие, как мы

3 декабря в России и в мире отмечается Международный день людей с инвалидностью. Этот день был утвержден ООН для полной интеграции людей с ограниченными возможностями здоровья в жизнь общества. Какова ситуация с инклюзией в России и почему так непросто «включить в свою жизнь» непохожего на нас человека?

В последнее время в наши службы такси начали принимать на работу слабослышащих и глухих водителей. На примере недавней истории с Даной Борисовой, которая была шокирована тем, что ее не предупредили об особенности шофера, мы увидели: это пока еще очень пугает людей — они начинают паниковать, если их обслуживает глухой таксист и вступать в диалог с ним нужно через SMS.

С таким страхом и непониманием сталкиваются и некоммерческие организации. Петербургский благотворитель Мария Островская не раз делилась историей, о том, как тяжело шел процесс знакомства жителей деревни Раздолье с домом сопровождаемого проживания — совместного проекта организации «Перспективы» и местного храма. Вся деревня была против соседства с людьми с инвалидностью. Говорили: зачем они здесь нужны, для чего нам интернат в поселке? Даже подбрасывали во двор гранату. Но после нескольких лет жизни бок о бок поселок, который был категорически против людей с особыми потребностями, откликнулся на доброту и открытость новых необычных жителей. Сейчас они хорошие друзья, помогают дому сопровождаемого проживания, вместе отмечают праздники.

Отчего же у нас в обществе бывает такое отношение к людям с инвалидностью? Дело в том, что до начала XXI века в России они вообще были исключены из социума. В ограничении тех или иных физических, психических, интеллектуальных возможностей здоровья специалисты видели причину, по которой человек с инвалидностью не может жить, как остальные люди. Их считали больными, они должны были жить в больничных условиях, в максимальной безопасности и защищенности от внешнего мира. Людям с интеллектуальными нарушениями ставили клеймо «необучаемый».

Считалось, что так будет лучше для всех. Те, кого признавали обучаемыми, ходили в специальные школы, затем работали на специализированных производствах. Остальные были скрыты от общества стенами своих квартир или интернатов.

К началу 2000-х годов некоммерческие, в том числе церковные, организации уже активно помогали семьям, в которых жили люди с особыми потребностями, посещали детские и взрослые интернаты, пытались что-то изменить своими силами. Но они были вынуждены плыть против течения, сталкивались с непониманием руководства соцучреждений.

«Зачем высаживать ребенка из кровати, учить есть его ложкой, играть с ним? — говорили некоторые сотрудники сестрам милосердия. — Он больной и должен лежать в постели. Главное, чтобы он был накормлен и не простужался». Такому отношению способствовали и пробелы в российском законодательстве.

Ситуация кардинально изменилась в 2012 году. Россия ратифицировала Конвенцию о правах инвалидов и обязалась изменить подход к таким людям с медицинского на социальный. Что это означало? Людей с особыми потребностями требовалось перестать воспринимать исключительно как обитателей больниц и спецучреждений. Напротив, в каждом из них нужно увидеть человека, нуждающегося в полноценной жизни. Для этого, согласно конвенции, необходимо ликвидировать дискриминацию и обеспечить полное участие (инклюзию) людей с инвалидностью в жизнь общества. Наше государство закрепило эти обязательства и в российских законах.

Что такое социальная модель? Она основывается на «принципе нормализации». Это означает, что жизнь человека с нарушениями должна быть максимально приближена к жизни обычного человека — с праздниками, каникулами, путешествиями между работой и учебой, свободным временем для любимых дел и общения. И все это уже происходит не за высоким забором, а в обычной квартире.

Таких инициатив не очень много, но они есть в России. Например, проекты службы помощи «Милосердие» — Свято-Софийский социальный дом, Елизаветинский детский сад — реализуются именно по этому принципу. В последнее время в наших городах медленно, но начала формироваться доступная среда. Этому способствуют и усилия Русской Православной Церкви: храмы становятся всё более доступными для людей с различными нарушениями. Священнослужители изучают жестовый язык, проводятся богослужения с сурдопереводом, появляются рельефные иконы, а главное — обученные специалисты по оказанию ситуационной помощи.

Через призму социальной модели становится хорошо видно, что трудности и барьеры зачастую создает само общество. Однако основная проблема в инклюзии — на уровне сознания. Перед людьми с инвалидностью многие испытывают сильный страх. Матери часто уводят детей из песочниц, если туда приходит ребенок, например, с синдромом Дауна. Обычно так реагируют те, кто никогда раньше не взаимодействовал с подобными людьми и не понимает, как это нужно делать. А кто-то просто не готов впустить в свое сердце милосердие к такому человеку и всячески оберегает свое личное пространство, чтобы вообще не сталкиваться, не видеть и не знать.

Конечно, нашему обществу еще нужно немного времени и усилий, чтобы понять, что другой человек — совсем не страшный и от него не стоит ждать ничего плохого. Он абсолютно такой же, как мы все.

Сейчас в России очень благоприятное время для развития инклюзии и открытости к людям с инвалидностью — у нас много активных профильных НКО, добровольцев, неравнодушных людей, появляются различные обучающие программы, в целом уже накоплен немалый опыт в этой сфере. Главное – идти вперед, не бояться менять себя и систему вокруг. Эти перемены нам под силу.

Автор — руководитель направления по помощи людям с инвалидностью Синодального отдела по благотворительности Русской Православной Церкви 

Статья на сайте газеты «Известия».